Выберите ее себе заранее: зло или добро, темная или светлая. Тимофей Фурсиков, нашел что сравнивать бензин и игру. Я лично бы хотел субтитров и перевод частично указателей, а диалоги шикарны и на Анлийском.
Серия: Дзирт До'Урден: Темное наследие. Автор: Роберт Энтони Перевод книги: Евгения Фурсикова Язык: Русский.
Джаз в России » Джазовые музыканты. У нас в семье профессиональных музыкантов не было: отец, правда, играл на фортепиано, неплохо читал с листа, а мать пела чисто по- любительски. Нас с братом тоже начали учить музыке, меня — игре на скрипке, Игоря — на фортепиано. В доме зазвучала музыка Баха, Бетховена, Чайковского. И вот как- то (это было в 1.
- Книга «Темное наследие» Роберта Сальваторе. Не буду вдаваться в долгие предыстории, ибо тот кто дошел до седьмой книги о темном эльфе должен быть в теме. Темное наследие Перевод: Е.
- Перевод с английского Е. Переводчик: Фурсикова Евгения Георгиевна. Первые страницы первой части романа Темное наследие.
- Перевод книги: Евгения Фурсикова лишь одного - отомстить своему заклятому врагу, темному эльфу-отступнику.
Эллингтона — «Dear Old Southland». Я просто влюбился в эту музыку. В то время джаз можно было услышать только на пластинках. Звуковое кино пришло позже, так же как и радио, если не считать любительских детекторных приемников. Заполучив джазовую пластинку, я пригласил к себе друзей и показал им запись. Мой энтузиазм передался им сразу — мы совсем затерли эту пластинку. Она до сих пор хранится где- то в архивах моего брата (Игорь Леонидович скоропостижно скончался в декабре 1.
Эта пластинка сыграла роль детонатора. Она буквально перевернула всю мою жизнь.
Я открыл для себя незнакомую ранее музыкальную вселенную. Вскоре я поступил учиться в Харбинский политехнический институт. Здесь тоже оказалось много любителей джаза из русских. Мы с Александром Грависом, Алексеем Котяковым и другими друзьями- единомышленниками начали целенаправленно собирать джазовые пластинки, открыли для себя Армстронга, который также сделался нашим кумиром. Интуитивно мы почувствовали, что основа джаза в негритянской музыке, но какова эта музыка, в чем ее суть — оставалось для нас загадкой. И мы начали учиться джазу, «снимать» (как это теперь называют) его с пластинок, записывать партитуры.
В 1. 93. 4 году мы решили создать оркестр — многие из нас к тому времени уже играли в самодеятельных ансамблях. Начали собираться и репетировать на квартире трубача Серебрякова (он позже повредил губы, оставил музыку, стал инженером).
На одной из встреч друзья выбрали меня руководителем оркестра. В том же году мы дебютировали. Нас было девять человек — две трубы, тромбон, два альт- саксофона, тенор- саксофон и ритм- секция.
Выступали на танцевальных вечерах, праздничных балах. Играли популярный джазовый репертуар. Но уже тогда мне было ясно, что джаз универсален, его стилистика может быть более широкой. Мы начали делать аранжировки советских песен, прежде всего Дунаевского. Мне всегда было непонятно, почему мелодии Гершвина подходят для джаза, а мелодии песен советских композиторов — нет. Инструментальные пьесы, основанные на песнях советских авторов, пользовались у нашей тогдашней публики большим успехом.
Все, что мы делали, мы делали с энтузиазмом, и в этом мы были похожи на поколение советских джазовых музыкантов, появившееся двадцать лет спустя. О нас начинают говорить как о лучшем оркестре в городе. Большинство участников оркестра учились в высших учебных заведениях, в основном в технических. К 1. 93. 5 году мы окончательно решили, что будем заниматься только джазом. Мы попытались найти работу в курортном городе Циндао, трое из нас устроились играть в ансамбле, помогали оставшимся семерым.
В то время концессия на КВЖД прекратила существование, многие сотрудники уехали в СССР. В 1. 93. 6 году мы с оркестром переехали в Шанхай, стали выступать в небольшом отеле «Янцзе». С этого года началась наша профессиональная жизнь. В следующем году работаем в Циндао, в «Миднайт Кафе». В 1. 93. 8 году подписываем контракт с крупным танцевальным залом Шанхая «Боллрум- Мажестик». Мы становимся популярными.
Нас уже одиннадцать человек. Заметно выросли солисты (все харбинцы) — трубач Алексей Котяков, тенор- саксофонист Игорь Лундстрем, контрабасист Александр Гравис. С нами считаются: контракт, подписываемый каждые три месяца, возобновлялся дирекцией в течение двух лет. Это уже что- то значит. Если хозяин танцзала вдруг услышит, что вот, мол, в «Метрополе» оркестр сильнее — для него это как ножом по сердцу.
Затем мы переходим в боллрум «Парамаунт». Афиша гласила: «Лучший в городе боллрум — лучший в городе оркестр». Кажется, это название мы оправдывали. Как- то утром я прочитал в газете анонс: «Такого- то числа в «Парамаунт- боллрум» выступает джаз звезд из Москвы!» Я помчался в дирекцию зала заявить об ошибке. Директор осадил меня: «Вы советские граждане?
Мы стали знаменитыми — нас приглашали в Гонконг, Индокитай, Цейлон. Когда началась война, мы, участники оркестра, подали заявления в советское консульство с просьбой направить нас в Красную Армию добровольцами. В Шанхае был «Клуб граждан СССР», мы с братом были в числе его основателей. В «Клубе» собралось человек триста молодых людей, желавших идти на фронт.
Хорошо помню, как Генеральный консул Ерофеев принял меня: «Делегат, значит? Меня избрали его вице- президентом. Наш оркестр дал несколько концертов, весь сбор пошел на помощь безработным артистам. Во время войны жить музыкантам стало трудно. Работы практически не было, а тут еще инфляция.
После войны профсоюз боролся за улучшение условий труда — хозяева танцзалов устроили локаут, начали заменять оркестры радиолами. Мы ответили забастовкой, нам на время удалось сохранить прежний порядок вещей. В 1. 94. 5—1. 94. Я пишу пьесы «Интерлюдия», «Мираж», аранжирую песни советских композиторов. Вскоре мы с успехом дебютируем с филармоническими концертами инструментального джаза. Часто играем в Советском клубе.
Ждем возвращения на родину. В 1. 94. 7 году разрешение вернуться в СССР, наконец, получено! Всем оркестром, полным составом биг- бэнда (пять саксофонов, пять труб, четыре тромбона, фортепиано, контрабас, гитара, ударные) мы приехали в Казань. Наше появление было эффектным: целый джазовый оркестр приехал, со своими инструментами, униформой. Сначала нас хотели сделать джаз- оркестром Татарской ССР. Это был декабрь 1. А в феврале 1. 94.
Постановление об опере Мурадели «Великая дружба», и многое стало меняться. Начальник Комитета по делам искусств Татарской ССР Юрусов сказал нам, что «с джазом пока надо подождать», и посоветовал устраиваться по другому «разряду» — музыканты ведь всюду нужны. Мы погоревали, но потом решили: если нет спроса на нашу музыку, надо искать что- то другое. Большинство пошли учиться в консерваторию.
Огорчены были и местные любители джаза: приехал сыгранный ансамбль, а его распустили. Много всяческих слухов тогда вокруг нас ходило. Тогда же, в Шанхае, сдав экзамен за три курса, я окончил архитектурный институт.
Думал, если нельзя будет играть джаз, буду строить дома. В Казани я окончил консерваторию по классам композиции и дирижирования. Стал руководить студенческим симфоническим оркестром, писал сочинения крупной формы. Гравис начал преподавать контрабас, Г. Осколков — тромбон, И. Лундстрем читал лекции по истории музыки, А.
Котяков был дирижером Магнитогорской хоровой капеллы. Некоторые наши джазовые музыканты, как, например, О. Осипов, возглавили группы оркестра казанской оперы.
Меня назначили заведующим музчастью Казанского драматического театра имени Качалова. Жизнь, казалось, потекла по новому, спокойному руслу. Мне было уже тридцать шесть лет. В 1. 95. 5 году состоялось совещание по проблемам легкой музыки в редакции журнала «Советская музыка».
В нем участвовали Шостакович, Хачатурян, Шапорин, многие артисты и музыканты. Это был серьезный, острый, полезный разговор. В том же году незадолго до совещания в Казань приехала группа Всесоюзного радио записывать татарскую национальную музыку.
Художественным руководителем филармонии был тогда Александр Сергеевич Ключарев — он очень любил джаз и с симпатией относился к нашему оркестру (в период учебы нам все- таки удавалось эпизодически давать в Казани концерты). Он предложил мне: обработайте татарские песни в джазовой манере, мы их запишем. Никакой уверенности в том, что эта работа будет принята и оплачена, не было, но наш оркестр был готов провести ее и бесплатно. Я выбрал двенадцать татарских песен и аранжировал их. К нашему удивлению и радости, эти инструментальные пьесы были высоко оценены в Москве. Шостакович, выступая на совещании, отметил, что «это тот путь, по которому должна развиваться наша легкая музыка. Сразу же вокруг заговорили о существовании в Казани «законспирированного биг- бэнда».
Прослушав наши записи, режиссер Игорь Сергеевич Петровский, тоже большой любитель джаза, предложил мне сделать концертную программу. Я был настроен скептически — музыка пестрая, униформы нет (тогда это имело значение), да и кто будет нас финансировать?
Но Игорь Сергеевич был настойчив: «Я уже заручился поддержкой директора филармонии Боголюбова. Форму вам сошьем, а после концертов передадим вам ее в пользование». Оркестр дал в Казани восемь концертов. Ажиотаж был страшный, все билеты распроданы мгновенно, еще до расклейки афиш — в городе о нас все- таки помнили.
На один из этих концертов случайно зашел ответственный работник Гастрольбюро СССР М. После концерта он сказал мне: «Мы забираем ваш оркестр в Москву — увольняйтесь». Наученный горьким опытом, я отвечал: «Так не пойдет. Если ваше предложение серьезно, оформляйте нас переводом». Так в 1. 95. 6 году мы прибыли в Москву, фактически в прежнем «китайском» составе.
С 1 октября 1. 95. Росконцерта начинаем репетировать, весной следующего года выпускаем первую программу. Потом мы сыграли на Всемирном фестивале молодежи и студентов в Москве — и дело пошло. Через некоторое время из старой гвардии в оркестре остались только я и второй дирижер Алексей Котяков, который работал и как звукорежиссер. Что же касается кредо нашего оркестра, то оно осталось прежним: мы верны джазу, мы стремимся сделать джаз важным компонентом духовной жизни человека.
Опубликовано в 1. Комментариев (0)2.
Немного найдется у нас музыкантов, которые бы прошли мимо джаза. Мы помним, что Прокофьев изучал джазовые партитуры. Шостакович писал для джаз- оркестра, что среди горячих поклонников джаза — Хачатурян, Эшпай, Щедрин, в джазе играли Френкель и Минх, Бабаджанян и Островский.
Джаз был важным этапом для многих композиторов, ставших впоследствии симфонистами и песенниками, авторами опер, балетов и оперетт. Но лишь один из них всю свою жизнь безраздельно отдал только джазу и легкой инструментальной музыке.
Это Александр Владимирович Варламов. Он родился 1. 9 июля 1. Симбирске в семье с богатыми музыкальными и артистическими традициями.